Детский ребенок
Об опасностях одиночных путешествий.В одном городе жили только одни волшебники. И , если в город приходил одинокий путник , то все жители этого города сбегались на базарную площадь и каждый волшебник хотел исполнить хотя бы одно желание путника.¤А потом в городе снова жили только одни волшебники.¤ |
 |
Возле дома Мартовского зайца из сказки про Алису в стране чудес росла яблоня, на которой жила зеленая гусеница.
И эта гусеница по неизвестной причине могла попадать в другую сказку, когда переползала с листа на лист. Она уже побывала у Семерых Гномов , у Волшебника Изумрудного Города , у Спящей Красавицы и у Золушки в саду. А до других сказок она еще не добралась.
Только вот ни в одной из этих сказок про нее не написано. Да и станет кто тратить время на обычную маленькую зеленую гусеницу.
А она тоже не знала, что является самой счастливой на свете. Ей это было неинтересно. Она кушает. Ей надо побыстрей становиться взрослой, и уж тогда-то она не будет сидеть на этом дереве, а будет летать сказочной бабочкой там, где захочет.
Все кометы были породистые, хвостатые и уважаемые в ближайших системах. А эта - нелепая, молодая - была бесхвостой, зато норовила влезть на любое небо, дабы озадачить очкастых лысых и волосатых неряшливых астрономов.
Как ее зовут знал только тот, кто ее придумал.
Ведь все кометы когда-то придуманы.
Если мысли в голове имеют массу, значит можно потрясти головой и услышать, как они стучатся о внутренние стенки головы.
Я стукнул лбом о стену и услышал шум.
Значит, их там много и они такие тяжелые. Это похоже на музыкальный инструмент, уже забыл как называется. Там внутри мелкие шарики и их много.
А если и мыслей много, значит я не дурак.
И это здорово.
Осень.
Возле самого начала горы растет небольшой лес. И отличается он тем, что в нем живет обильное количество улиток всех размеров и раскрасов. Осенью под ногами раздается хруст ненужных домиков, а летом влажный подлесок увешан гирляндами завихрюшек.Неизвестно в каком году из этого леса выползла одна улитка и целеустремленно двинулась в сторону горы. Путь ее был прям, и всегда можно было знать где, в какой точке сейчас старается улитка.
А приходилось ей несладко. Прохлада леса кончилась, да и трава начала исчезать под камнями. Но улитка шла и не сворачивала. Со временем она становилась больше и сильнее, но и гора становилась круче.
Странные вещи происходили весной, когда после ледяной стужи из глубокой щелочки выползала наша улитка после зимней спячки, помолодевшая. И снова направляла свои потуги в сторону вершины, как и много лет назад.
Никто не знает сколько лет прошло, но ее усики все-таки возвысились над самой высокой точкой горы и весь мир был перед ней. Многое изведала она оглядевшись вокруг только один раз. А потом, отцепившись от скалы, полетела с высокого обрыва относимая ветром вдаль.
Где-то лежат ее жалкие крохи. И, вроде бы, зачем ?
Но о ней мы знаем и помним, а другие хрустят под ногами.
Заблудился в лесу звук.
Растерялся весь, не знает куда лететь и где его ждут. Глухо вокруг. Даже птиц не слышно. Одиноко ему одному.Прямо полетит - лес глухой душит и запутывает.
В сторону - не лучше.
Наверх - уже сил нет подняться, а там ветром сдует и пиши пропало.
У болота повезло - встретил треск сломанной ветки, летящий сбоку. Но он был какой-то короткий, резкий и невежливый. Так и не сказал, куда летит да зачем. Умчался и не догнать.
Да и надо ли?
И тут услышал наш звук слабый шум. И надежда забрезжила у него: его услышат, он будет нужен.
Рванулся он навстречу редким одинаковым звукам. Изо всех оставшихся сил. Скоро на пути стали попадаться сильные, здоровые звуки, спешащие куда-то. Но язык их был непонятен. Говорили они по другому и о чем-то своем.
И тут вырвался наш ищущий звук на опушку леса, за которой начинался город полный треска, гама, шума. Не было смысла в звуках этих, в обилии роящихся над городом, и побоялся наш тихий звук затеряться здесь, стать похожим на них, погибнуть в этой толчее. Кинулся прочь, сломя голову, подальше в глубь леса, где тихо и спокойно, просто и понятно, и не так глупо.
Вот он оставил позади последние признаки суетного города и снова очутился в таком знакомом лесу. И решил звук тогда обернуться эхом и вернуться туда, где был порожден, чтобы рассказать всему свету о счастье, о грусти, о свете и жизни, о белой мокрой кувшинке в заводи под ольхой.
И вернулся на поляну, где пела русая девушка, играя кругами на воде.
А со всех сторон слетались его собратья с вестями из мира.
Чтобы быть хотя бы эхом.
Поучительная сказка о том, как опасно маленькой девочке ходить по странным безлюдным местам, тем более, если девочка боится темноты, а ее верный пес занят поеданием бараньего копыта.
Нa этом кладбище мертвые пели для живых.
Девочка пела в лесу.
Ее голос едва можно было отличить от журчания водопадика и свирестения странных птиц, которые встречались только в этой части леса. Дикие звери замирали, прекращая бег, впитывая переливы звуков, и потом понуро уходили дальше в лес, забывая про добычу, за которой только что гнались. Здесь ветер не гонял шуршащую листву и было здесь печально. Все потому, что девочка пела только грустные песни.А люди большого мира приходили от опушки тихо посидеть и послушать пение печальной девочки. Они сидели недвижные, как камни под ними, а вечерами исчезали в темноте измененными, унося в сердце отзвуки песни леса. Девочка никогда не видела их, а они стекались со всего мира печальные, отрешенные, чтобы услышать грусть - большую, чем они могли вынести сами, и больше сюда не вернуться.
В один день был сильный дождь и девочка не пела. А на следующий день ее голос и голос свежего ручья слушал только один человек, пришедший раньше первых звуков просыпающегося леса. Вечером, когда девочка спела свою самую грустную песню, он встал и первый за много лет заговорил с ней.
- Скажи, девочка, почему песни твои так грустны, почему ты не идешь на солнечную опушку играть с веселыми, чумазыми детьми? Ты уже почти взрослая, где твой венок?
- Мне здесь нравится, а жить мне осталось недолго. -сказала девочка и голос ее играл на сердце.
- Хочешь, я вылечу тебя?
- Мне поможет только волшебник, а в них я не верю.
- Смотри! - сказал человек в капюшоне.
- Эта ива будет махать тебе ветками.
И ива поздоровалась с девочкой, а та побежала здоровая в дом на краю деревни хлопотать по хозяйству, петь веселые песни и плести свой венок. А в лесу развелась суета, ветер разметал ковер листьев, камни опустели и больше сюда никто не приходил. А по миру снова стали ходить люди с печальными лицами без цели и смысла в жизни. Да ива над ручьем из года в год роняла слезы в траву и махала вслед всегда убегающей девочке.
По дороге на деревню Маковку бежал заяц. Хорошо бежал. Мимо проносились придорожные пыльные кусты, столбы с нанизанными на провода галками. В ушах посвистывал ветер, а под брюхом проносились редкие лужи, которые только и успевали отразить мгновение прыжка и покрыться рябью вслед неунывающему зайцу.
Сидевший на скамейке перед домом дед Анисим впал в задумчивость от такого нелепого события, как заяц посреди деревни. Туда же впал ничего не понимающий дворовый пес без имени, еще лежавший к тому времени.
-Что же случилось то? - сказал как спросил дед соседу-псу.
И этот вопрос, как и многие другие, мог бы так и остаться дальше без ответа, но пес посчитал своим долгом ответить и, для пробы, тявкнул.
С этого момента жизнь в деревне Маковке перешла на другие рельсы.
А зайцу до этого было все равно. Ему было страшно. Он так и убежал по дороге из деревни Маковки и не узнал, на какие рельсы перешла жизнь.
Лабилизация.
У одного нерадивого хозяина жило полторы курицы, которые по прошествии каждого полтора дня несли одно с половиной яйцо. Из эстетических соображений хозяин поместил бегающую по двору половинку курицы в желудок, предварительно свершив ритуальное действие приготовления пищи. Соответственно он лишился и половинки яйца, которую добавляла половинка курицы к тем, что несла целая. Недолго посмущавшись, хозяин решил, что голодным ему быть не хочется, поэтому стал жить на полдня меньше.Вот и живут теперь один день курица, которая несет в этот день одно яйцо, которое в свою очередь съедает полтора хозяина.
А как же иначе?
Ведь куда-то должна деться та часть хозяина, которая жила половинку дня, которую, если вы помните, он сам же и сократил.
Вот такие пироги.
Мечтающий летать физик.
Если пальцами зажать нос и рот, а потом стараться вдохнуть воздух, то можно стать легче по весу.Если долго тянуть себя за уши, получится зонтик; или будет просто больно.
На одной небольшой бумажке жило несколько букв. И чего-то в жизни им не хватало - решили они установить, кто из них важнее, ценнее и насобирали еще кучу признаков. Долго они спорили, кидали жребий, выстраивались, перемешивались и снова выстраивались, а потом спорили, спорили и спорили.
У людей эта игра называется "Подводная Лодка".
Но буквы - не люди. Они к решению пришли, и все были довольны, и порядок установили, успокоились.
А утром пришел хозяин письменного стола, нашел среди прочих бумаг листочек с набором букв. Ничего не поняв, выкинул эту белиберду в мусорное ведро.
Ну и правильно. Зачем ему алфавит. Тем более, с буквой Я в начале.
Один молодой человек коллекционировал зевки. Как зевнет, так сразу хватает свежий зевок и засовывает его в морозилку. Там он их и хранил. А по вечерам раскладывал по коробочкам, рассматривал в лупу и прятал назад в холод.
Как-то холодильник взял, да и разморозился сам по себе и все зевки напали на молодого человека сразу.
А поздно вечером дежурный врач, позевывая, вправлял челюсть молодому коллекционеру.
Так получилось, что десятерым надо было решать вопрос жизни и смерти. Либо все и никто, либо девять без одного, хотя бы так.
Хотелось всем, но нужен был один на смерть для жизни. И все говорили: "Мы не вправе решать. Мы не боги, не убийцы - мы люди". Мозговали, спорили, вытирая слюни с лиц. Один встал и решил вопрос.
И стало их девять.
А другие обрадовались, что нашли повод, и стало их восемь.
Так получилось, что восьмерым...
Живут на свете чудо-кувшины. Делают их искусные мастера в гончарных мастерских Старого Города. Примечательны те кувшины тем, что вода в них становится холодной в любую жару. Но хороший хозяин знает, что утолить жажду прохладной водой можно только из полного кувшина, а в полупустом вода становится теплой и противной. Поэтому они следят, чтобы кувшин не опустошался, и дополняют его до целого в меру сил своих. А очень древняя легенда гласит, что были когда-то кувшины-предки, которые дополнялись сами.
Как приятно надеть шапку на красные уши и пойти пинать тени, а у встречной старушки попросить автограф, изображая поклонника ее молодости. И, распихивая кленовые листья, ворваться в стайку детей, где поменять перочинный ножик с ложкой на безухого песчаного пса, похожего на овцу из какой-то современной волосатой тряпки.
Как здорово зайти за стеклянные двери страшно цивильного заведения, держа подмышкой песо-овцу, вынуть из карманов охапки плотно напичканных нереально-желтых здесь листьев и аккуратно сложить в мусорное ведро, готовое быть вазой. А потом издать боевой клич и, подпрыгивая, сбить входящего пиджака в туфелях, мелькнуть за стеклянной витриной и измерить длину дома в человеческих подпрыгах.
Как прекрасно подслушать мелодию, которую мурлыкает краснощекая девчушка, отобрать в метро скрипку у скучающего музыканта-страдальца по роли и извлечь из утробы этой древесной коробушки звуки греха таракана. Убеждая себя в исключительной музыкальности, быть уверенным, что это и была девичья симфония. А потом опять сбить с ног пиджака в туфелях, и пусть он смотрит на белесый язык, которым можно лизнуть первую попавшуюся собаку в сипящий нос.
Как весело смотреть ревниво на прохожих обходящих с размахом застеленный свежими газетами тротуар, а потом выпросить у дамы зонтик и ловко закатать во все газеты сразу, вернув увесистый тюк, и ловить губами капли, насчитать сорок, а затем сглотнуть.
И почему столько угрюмых?
Один типчик любил тибрить улыбки.
Как пойдет по улице, так сопрет где-нибудь ну хоть самую маленькую и вышагивает дальше довольный и счастливый - рот до ушей. Да больше ему ничего и не надо.
Его легко можно увидеть на маленьких людных улицах с большими зеркальными витринами. Только искать надо его по отражению в стеклах.
Не беспокойтесь, он будет рядом.
Рисунок на скале.
Жил-был один человек в одном городе, название которого нам до сих пор неизвестно. Этот человек старательно менял свой гардероб, прическу, внешность, привычки. Короче, все, что поддавалось изменению в его жизни, все это было перевернуто и не раз. Кстати, именно поэтому мы не можем назвать его имени и города, где он жил, а так же - пола, национальности и номера паспорта. Он появлялся то тут, то там, каждый раз в новом обличии, в кругу других друзей и никто не мог сказать откуда пришел и кем он был раньше. Даже легенду о себе он придумывал заново. И только мы знаем, что это был один и тот же человек.Я говорил с ним. Он считает постоянство шагом к смерти и надеется жить вечно.
Только люди, что знают его, говорят одно и тоже: "Ты все такой же - изменчивый непоседа".
И я был им и думал о другом, но это уже другая история.
Когда-то Боги научились становиться богами и они стали Богами.
А их учитель не ставил им оценок.
На склоне горы у водопада в лесу жили два слепых юноши. От рождения их звали Лео и Виктор, они такими появились на свет вместе. Прошло несколько лет с тех пор, как ушла в водопад старушка, которая их растила, а больше людей не появлялось. Юноши вели хозяйство и справлялись с непогодой. От отсутствия одного из чувств они не очень-то и страдали, так как не знали света вообще, а сны они чувствовали и умели плакать. А еще они любили бегать по знакомому лесу, не боясь ощутить боль, и находить ночью персики по теплу ушедшего дня. У них был знакомый барсук, которого они очень любили и гуляли с ним вдоль реки. Он видел.
А однажды со стороны тепла солнца, когда оно в середине дня, пришел странствующий мудрец с мешком, пахнущим приторно сладко. Юноши предложили войти ему в дом и угостили его водой со свежим лимоном. Старик поблагодарил их и попросил остаться на некоторое время в долине. Братья были рады принять нового человека. День кончился.
Лео разговаривал со странником о диковинных странах, откуда тот пришел. Мало что понимая, тем более, что мудрец говорил загадками и витиевато о странных картинах, о видах, о красках. От непонимания Лео заплакал, а старец сказал: "Ты плачешь. Я могу вернуть тебе зрение".
- А что это? - спросил Лео.
- Жди.
Спустя четыре дня старик уложил Лео и Виктора на постели и начал мазать веки разными мазями. Когда наутро юноши проснулись, глаза резанула колкая боль.
Мудрец учил их видеть и смотреть. А через неделю Виктор вернулся домой хмурый и сказал:
- Старик, ты дал нам зрение. Зачем? Раньше я был счастлив, я мог все в своем лесу, я ощущал себя свободным ветром. А теперь я вижу горы, на которые нет сил забраться, вижу плоды высоко на кронах недоступных, вижу оленей, бегающих быстрее меня. Я вижу, как широка река в долине. Мне ее не переплыть, а за ней есть еще берег. А вчера я видел человека с длинными волосами, с телом не таким как наше и с большими глазами. Я боюсь к ней подойти. И птицы, старец, они умеют летать высоко. Я этого не могу а раньше этого не знал. Ты украл у меня свободу.
На что старец тихо ответил:
- Та птица, что ты видел в небе, была когда-то птенцом и еще не умела летать. Но мудрая природа охраняет малых детей своих и не дает им большого ума. Не тосковали чтобы. Вон летит, далеко смотрит! А я еще вижу, что хочет повыше.
Не понял его Виктор и заперся в темноте дома.
Старец вскоре ушел. А по лесу стал бегать человек с именем Лео, обгоняя оленей. В окрестных деревнях появилась легенда про летающего по ночам, как птица. А в полнолуние над водопадом на скалах лежал Лео и жадными глазами смотрел на звезды.
Один глубокий гражданин обладал нелепой привычкой ( это не та, которая притычка, потому что она при вас а не при нас). Он фиксировал мгновения своей единственной жизни на какой-либо фиксатор типа фото или видео, ну или просто запоминал за неимением дорогих и престижных технических сооружений ленивого общества.
А потом (не сразу) забирался в подвалы души и перебирал эти воспоминания с ностальгическим сладо-щемлением, беря и ощупывая, облизывая каждый миг, каждый кадр ушедших дней. При этом следил за сердцебиением и частотой сопения.
За этим занятием он проводил все больше и больше времени, а архивы росли и пухли ( он же не прерывался в своем стремлении запомнить все и фиксировал себя вспоминающего тоже, со всеми подробностями ).
В конце концов, гражданин едва успевал поесть в промежутках между просмотрами запланированного количества воспоминаний.
Зато запоминать ему стало больше нечего. Он уже умер.
Ввалился как-то Горыныч к Кащеюшке в его развалины, да и кричит с порога:
- Ты по что же, худой, Иванушку-то Дурака придерживаешь? Запихал , куркуль, к себе в закрома, единоличник, и думает прославиться теперь по всем сказкам! А как же мы с Бабой Ягой? Мы тоже хотим! Подавай сюда Ивана, мы с ним повоюем, а потом вернем целым и невредимым! А то я налоговой инспекции скажу, что ты фальшивомонетчик!
Так вот и живут-поживают сказочные герои, пока про них сказки не пишут.
Щелчок по носу.
Одна старенькая бабушка очень любила чудить в свое удовольствие. Самое любимое было у нее это забраться на высокий гладкий столб и глядеть оттуда другими глазами на суету сердобольных граждан, что с оханьями и аханьями каждый раз норовили вызвать пожарную лестницу и отодрать от столба бабушку. Они никогда не поймут, если сами не лазили на деревья, не бегали, разбрызгивая лужи на ветер, не лаяли на собак непонятливых. Детьми они были в другой - детской жизни, зачем-то прогнанной и забытой.А ведь дети знают толк в пускании корабликов по лужам. Они большие ценители сучковатых деревьев и уходящих под землю труб. И разве могла наша бабушка объяснить все это человеко-куклам в консервах, которые уважают смерть за ее величие и силу.
Я люблю эту бабушку, и часто мы играем с ней в шахматы, щелчками гоняя фигуры по полю.
Как по носу.
Малыш, помнишь, я говорил тебе, что все волшебники в конце концов переселяются на солнышко ?
Сегодня я получил весть, что это так и есть. Оказывается, каждый волшебник созревает на Земле до того момента, когда он сможет переселить себя на Солнце. Потому что Солнце - это большой-большой мозг. Только он живет очень медленно для наших земных мерок. А мы живем краткое нелепое мгновение по сравнению с одним днем на Солнце.
Так вот там, в глубине плазмы, жары и света роятся мысли и хранится память всех ушедших волшебников Земли и той Прошлой Планеты. Там сливаются все они вместе и размышляют о мире. Иногда даже переговариваются с другими солнцами на свой манер. И летят вести через пустоту холодного космоса на лучах света. Ничего, что мир состарится, когда весть облетит всех. А наши земные лысые ученые видят эти разговоры, но только не успевают дожить до конца первой буквы в этом базаре.
Все это мне рассказал звериным языком рыжий дворовый кот, который тоже, оказывается, волшебный и готовится скоро отправиться за всеми на Солнце. Вот так.
Яписал это слово много раз. Выцарапывал, рисовал кистью на заборе и печатал на бумаге. Но все прахом. Никогда оно не оставалось таким, каким я его писал. Стоило отвести глаза - и шутка природы зло издевалась над сознанием.
Уж я и сидеть пробовал, вперившись в чистый лист с одним лишь словом посреди, но стоило отвлечься, забыться и отвести глаза - назад пути уже не было. Лист был тот же, я - тоже, только слово уже другое - обычное. Что-то так не хотело, чтобы это слово было передано другому. Оно коверкало звуки, буквы, дразня безликим упорством. Сны мои превратились в кошмары без выходов. Я не различал реальности и кричал беззвучно нарисованной толпе только одно слово, а меня брали под руки белые локти с симметричными лицами, производящими ненужные слова. Вокруг все издавали звуки. Они что-то значили когда-то и для меня - давным-давно, в прошлой жизни. А теперь у меня есть только одно слово, для которого нет звуков, нет и людей.
Смотри, как оно выросло!
Оно стало совсем большим. Ему жмут маленькие привычки и тесны мои старые думы. Вон такая прочная расползлась по швам, когда оно резвилось, радуясь молодости и силе мысли. Брошенные запылились в чулане сказки-игрушки, что мы со старанием выращивали по вечерам. Двери открыты.
У него свое будущее. Совсем не такое, какое мы, предусмотрительные, определили за него. И я и ты уже тоже в стороне, сзади.
Когда-то я радовался его непосредственной беспомощности и счастлив был помогать входить в мир. Немало труда, терпения и огорчений вложено в его маленькие времена. О них не жалею. Радостно. Вот такое вот, вроде бы мое, а вроде бы уже само по себе чадо.
Оно вернется, конечно же вернется. К нам через других, для кого оно создано. От каждого невидимым круговоротом жизни.
Сегодня с утра солнце на лучах принесло в горстях счастье и рассыпало его вместе с теплом над землей. Старый засохший каштан зацвел и выплеснул зелень молодых листьев. А листок дуба стал бабочкой и полетел среди самых красивых цветов в саду земли. Рыбы повылетали из пруда и резвились в прибрежных кустах лозы, сверкая серебром чешуи, как сказочные искорки сна наяву. Деревья из рощи повытаскивали из земли корни и побежали наперегонки, осыпая нас лепестками цветов. А одна елка подарила тебе сочную прозрачную грушу.
Так рождался новый мир. Для нас.
А вот однажды миры рушились один за другим. По одному в секунду, разлетаясь вдребезги, напополам, на много маленьких кусочков.
А ОН сидел, смотрел и считал их. Вообще-то ОН давно уже сбился со счета, так как это призрачное однажды началось неизвестно когда и зачем. Поэтому, для простоты, ОН просто говорил: "Еще один. А вот еще туда же. И еще".
А ДРУГОЙ рождал миры в секунду по штуке и приговаривал: "А вот еще, не помню какой по счету. И еще. А такой вот в плюс ко всем".
Так вот был еще ЕЩЕ ОДИН. Гордо скажу по секрету, что это был я. Который жил в этих мирах в каждом по секунде.
И тоже сбился со счета.
Если бы я был сегодня ветром, то я помчался бы по улицам вечернего города. Попробовал бы запах успокаивающихся рук. А в тихой улочке я бы просочился в дом и квартиру, где живут давно. Я потрогал бы вещи, посмотрел в глаза фотографиям на стене и заглянул в неряшливый ученический дневник. Там за каракулями старание и пыхтение, велосипед и весенние ручьи. Я бы поиграл волосами девушки, что готовится к свиданию и пощекотал теплый носик щенка, заснувшего после дня открытий. А там, в комнате бабушки - история и запах прошлого, на стене большой портрет чопорного господина и кожаные тапочки еще с тех времен. Я бы не стал звенеть стеклянной люстрой, я только бы пошуршал хрустящей книжкой со странными буквами да и сбежал, пока не началась борьба со сквозняками. Доброй ночи. Вот и все.
Я был сегодня ветром.
Маленькое дерево, белое от счастья, со светлыми златожилыми листками, стоящее на краю горы ветров разреза!
По ночам искры крадутся к вершине, чтобы скопиться и окутать тело твое в круговорот огней-жизней.
Я приду поклониться тебе, как делаю это всегда, и принесу свою искорку счастья к корням твоим. Пусть ветер утра забирает ее вместе со всеми и разносит по душам на светлый день.
А на закате мы с тобой полетаем за той парой кречетов с южного склона и посмотрим на пыльцу горных маков. И, напоследок, покупаемся в глазах ребенка, что рожден у водопада.
И будут новые светлячки искр.
И будет новый танец огня.
Летящие по небу фанеры навевают наветы завещанной молодости, уходящей ежедневно как на работу. На работу над статуей позы удовольствия в парке свершений. По которому ходят пахучие карапузы с мамами на привязи любви, походящей на всепоглощающее обожание непонятное обычным смертным. Смертным, которые расплющив носы бегут глазами за троллейбусом, уносящим их в холод рабочего настроения. Настроения на волну одной ноты пи-и-и тягучего эфира, выцепить из которого мысль - надо постараться. Постараться задрать голову, чтобы увидеть сквозь щелку век за блестящими лучиками слез летящие фанеры.
Сегодня, как обычно, была редко удачная погода яркого дня и по расписанию, в обед, было невероятное событие; свершилось чудо, грандиозное и волнующее. Все веселились в честь такого редкого случая на площади у базара. Дети бегали, радуясь всему и всегда ( это их обязанность, которую они должны исполнить перед природой пока не стали взрослыми ). А взрослые, устало от жары, пили холодное пиво и довольно улыбались, говорили, что это самое невероятное событие на неделе и строили прогнозы на завтрашний обед. В кампании ценителей шел дымный спор о новом сочетании эмоциональных красок и о ветре перед громом. А чудо разгоралось и ширилось на удовольствие публике и в кульминации все пропитались ощущением невероятности. Так было приятно!
Когда оно закончилось, замершие лица постыли немножечко в благоговении напоследок и обрели признаки озабоченности. Кому-то надо было идти хлопотать по дому, а кто-то спешил не опоздать на работу с перерыва на чудо. И только дети, по-своему, продолжали чудить, не обращая внимания на формальный конец события. Они - дети.
А на следующий день произошло самое невероятное - в обед не было чуда.
- Ну и сто? - сказали дети и по обыкновению своей натуры учудили переполох
среди книжных лотков.
Жила-была одна сказка.
Хорошо жила, вольготно. Придумал ее простой парень, даже вовсе и не писатель, всеми почитаемый, а так - захотелось.Так вот сказка та, взяла, да и пустила корни.
Странно это - сказка с корнями, но чего только на свете и не бывает.
Сначала, это был маленький, с дымкой волосиков, отросточек, пугливо изучающий мир вокруг. Потом он рванул, рассыпая по всей своей небольшой длине веер таких же отпрысков. И вот теперь, вросла сказка корнями цепко, не сдвинуть. В нас вросла. Питаем мы ее и поим.
До того диета у нее сытная, что того и гляди - зацветет, заколосится и посыплет сочными плодами на наши головы бренные.
А я дождался щелочек в набухших бутонах, нашел живых комочков утепленных подснежников, отражающих небо среди пожухлой травы. Собрал на мизинец краску пыльцы и помазал щечки пестика у сказочного цветка.
Когда созреет мой плод, я посажу косточку от него в шершавый горшок и буду поливать дождевой водой. Когда-нибудь росток-потомок станет стройным и красивым и я подарю его тебе. Не забывай, пожалуйста, поливать его и он доставит много приятного.
А я напишу еще одну сказку.
